Новое государство — исходная идея, принципы политического и экономического участия

Изменения современного мира за последние 20 лет существенно ускорились и стали значительно более кардинальными, в сравнении с тем, что мы наблюдали на отрезке новейшей истории после Второй Мировой войны до эпохи становления Европейского Союза и экономического рывка Китая.

Национальное государство в современном мире

Эти изменения столь масштабны, что все более очевидными становятся их противоречия с Вестфальской политической системой. Мир глобализируется, это неизбежный объективный процесс, но проблема заключается в том, что явления глобализации входят в противоречие с отжившими нормами и структурами. Тогда как Вестфальская система предполагает абсолютный суверенитет национальных государств над территориями, однако глобальный характер некоторых не существовавших ранее понятий (например, понятия прав человека), фактическая необходимость сложных многокомпонентных и многоуровневых союзов начинает требовать создания наднациональных органов, отказа от части суверенитета, что неизбежно приводит к конфликту, который, не имеет эффективных решений в старой парадигме национального государства, которое всегда будет сопротивляться любым (даже очевидно выгодным) союзам, если те требуют от государства отказа от некоторых полномочий, которые ранее составляли исключительную сферу ведения национальных правительств. Это сопротивление может и не иметь формы прямого отказа от союза, но этот конфликт чаще всего приводит к результату, практически всегда наблюдаемому в сфере международного права и межгосударственных отношений: к профанации международных норм и заключенных договоренностей. Так, например, многие замечательные нормы законодательства ЕС профанируются и саботируются на уровне их реализации в рамках национального законодательства. Причем в этом случае мы не наблюдаем правового конфликта двух уровней законодательства, поскольку право ЕС не предусматривает его прямого действия для стран-членов. С одной стороны, это упрощает согласование норм, но с другой ставит вопрос об их практическом смысле, когда они могут легко превратиться в ничто на этапе реализации на национальном уровне, а также естественным образом ставит в неравные условия тех, кто готов реализовать дух европейского закона и тех, кто убивает этот дух буквой национальной нормы и порождает конфликт между ними.

С сожалением можно констатировать, что подобный изначально ущербный подход к вопросам гармонизации права национальных союзов и объединений, примерами реализации которых являются ООН и ЕС, оказывается провальным. Если в отдельных вопросах (чаще всего экономического свойства и касающихся глобальной инфраструктуры) удается договориться, то в целом как аппарат, так и стоимость его содержания оказываются избыточными. Совершенно непонятно, для чего нужны столь многочисленные, дорогостоящие и крайне медлительные структуры, если в по-настоящему конфликтных вопросах им не удается оперативно принять рационального решения. Сами решения являются результатом компромисса, чаще всего не устраивающего ни одну из сторон, либо имеющего вид «каждая сторона делает, как сочтет нужным», и когда решения уже приняты — они реализуются в национальных законодательствах либо в ключе выхолащивания всех аспектов, не устраивающих конкретное правительство, либо просто игнорируются, причем наднациональные структуры чаще всего не имеют достаточных полномочий к принуждению, особенно в отношении стран — финансовых доноров наднационального союза. В такой ситуации, гораздо более логичным, эффективным и по-настоящему реализуемым оказывается старое доброе взаимодействие в двустороннем формате. Из всех ныне существующих объединений, куда новая Беларусь могла бы стремиться, единственным не вызывающим нареканий (на момент написания настоящего текста, по крайней мере) в плане эффективности является разве что военный блок NATO. И потому, в свете вышеизложенного, нам представляется, что беларусам стоит трижды подумать перед вступлением в любой блок или союз, особенно экономический, а также перед тем, как дать свое согласие на получение кредитной поддержки от глобальных финансовых структур и правительств. В целом история знает крайне мало примеров, когда кредитование правительств глобальными структурами способствовало росту благосостояния граждан, а все позитивные примеры такого рода были обусловлены не столько фактором поддержки, сколько фактором создания благоприятного инвестиционного климата и фактором политической воли развитых стран, обеспечивавших режим наибольшего благоприятствования для растущих экономик.

Мы уже указали общий тренд мирового сообщества на глобализацию и в перспективе, как нам представляется, международная кооперация на глобальном уровне является единственно возможным путем развития человечества. У вас может возникнуть претензия: «но вы же здесь сами себе противоречите, говоря о неэффективности международных структур!» Вовсе нет, ибо кооперация возможна и вне структур, построенных по худшим калькам государственных бюрократий. Мы полагаем, что со временем их заменят структуры, которые вырастут из экономических и глобальных корпоративных структур или многосторонних соглашений. Но это будущее, а пока отсутствие эффективных наднациональных структур, а также консенсуса по их роли и полномочиям не позволяют отказаться от строительства и развития национальных государств, принимая во внимание необходимость их коренного реформирования и пересмотра принципов, сформулированных 300 лет назад.

Для беларусов, которым еще только предстоит построить свое государство и которые имеют уникальную возможность сделать это практически с нуля, без оглядки на прежние структуры, интересы старых элит и экономических кругов — это практическая задача. Совершенно очевидно, что эффективность политической системы и экономики государства с первых дней новой Беларуси станет императивным и витальным условием существования государства. Именно поэтому хотелось бы изложить свое видение основ и принципов (к сожалению, не всеобъемлющее, но хотя бы в пределах возможностей данной публикации), на которых, как нам кажется, можно и должно строить подлинное государство нового типа, способное стать примером для прочих стран.

Этнос и нация

Первым вопросом, который приверженцы новой Беларуси ставят во главу угла становится вопрос формирования национального государства — и вопрос этот крайне сложен по двум причинам: следует определиться, как мы определяем нацию и на основе чего мы предполагаем ее создавать? Казалось бы, после десятилетий, в течение которых беларусская культура и беларусы как этнос имели второстепенный статус, было бы абсолютно логичным сделать основой и главным ориентиром именно роль титульной нации и ее культуры, Звучит такое предложение красиво, до тех пор, пока не начинаешь задумываться о его практической реализации. Краткий обзор кейсов условно мононациональных государств показывает, что государства эти сформировались либо в условиях относительной (а иногда и абсолютной) этнокультурной изоляции либо результат формирования «единой нации» был достигнут длительным и чаще всего сознательным и целенаправленным процессом ассимиляции, иногда переходящим в геноцид (чаще всего имели место оба фактора, чередовавшиеся на разных исторических этапах). Беларусь в своих нынешних границах никак не может считаться государством одного этноса, а это значит, что беларусам как титульному этносу придется решать вопросы взаимодействия с меньшинствами (которые количественно могут оказаться и не совсем меньшинствами). Следует сразу оговориться, что автор не является сторонником черепометрии и рассматривают любой современный этнос (даже его, а не нацию), как воображаемое сообщество по Бенедикту Андерсону, к которому любой человек вправе причислять себя абсолютно свободно, без оглядки на чужое мнение и какие бы то ни было объективные факторы. Такой подход, в наибольшей степени отражающий объектную реальность, заставляет исключить возможность этнокультурного подхода к формированию нации, ибо дать целостное и непротиворечивое определение этносу оказывается невозможным. Предвидя претензии пламенных беларусов сразу озвучу их невысказанный вопрос: означает ли все вышесказанное отказ от беларусскости и значимости беларусской культуры. Ответ — безусловно нет. Из всех этносов, численность которых превышает статистическую погрешность в общем населении Беларуси только беларусы не имеют государства, представляющего их этнос (современную Беларусь невозможно рассматривать иначе как придаток империи РФ, и, следовательно, никакие автохтонные этносы этим государством не представляются и не защищаются). Именно поэтому именно беларусам предстоит стать этносом, который сформирует нацию. Но формирование это не должно подразумевать превосходства и подавления никаких иных этносов. Как это возможно на практике, в условиях, когда ни русские, ни поляки, ни украинцы, ни литовцы, ни латыши, ни евреи, ни караимы, очевидно, не пожелают автоматически превратиться в этнических беларусов и тем более стать людьми второго сорта? Едва ли не единственным кейсом успешной реализации подобной задачи можно назвать … СССР. Нет, я нисколько не призываю строить «совок 3.0», а говорю лишь об очевидном факте: СССР (где-то в большей, а где-то в меньшей степени) стал плавильным котлом для этносов, и одним из социальных проектов СССР (если не самым главным) было именно создание «советского человека» — надэтничной общности. Надо признать, проект этот во многом был провальным, но по причинам внешним относительно самого проекта (слишком значительные культурные различия азиатских окраин, насильственное присоединение многих территорий, идеологический базис новой общности), однако даже общий провал проекта не помешал ему сработать в некоторых местах просто блестяще, что мы наблюдаем на примере нынешней РФ, где многие народы именуют себя «русскими», несмотря на полную генетическую и даже часто культурную «инаковость» по отношению к исходному ядру понятия «русский». Такие случаи самоидентификации являют собой на самом деле не что иное как перенос понятия «советского человека» на титульный этнос РФ в условиях, когда СССР ушел в небытие.

Резюмируя: государство должно эксплицитно декларироваться как государство многих равноправных этносов, однако при определении единого государственного языка необходима мотивировка утверждающая, что данный выбор обусловлен не стремлением утвердить превосходство этноса, но стремлением защитить беларусский язык в условиях отсутствия иного государства, где он был бы защищен. Только такой подход позволит избежать конфликта, когда представителям всех прочих этносов, кто пожелает присоединиться к общности беларусов как нации, но не как этноса, придется пользоваться этническим языком беларусов и уважать их культуру (которая, впрочем, не является застывшим монументом прошлого и всем этносам Беларуси еще предстоит ее определить, оформить как культуру нации)…

А ради чего? (о ценностях)

Безусловно, беларусы как этнос и носители своей культуры являются ценностью для мировой культуры сами по себе. Однако вместе с тем бесспорно, что беларусам никто ничего не должен, кроме самих беларусов. И будущее нашего государства нам предстоит построить самим, ответив, прежде всего, на вопрос «quo vadis?». То есть определив, кто мы есть (вопрос, кратко очерченный в предыдущем разделе), нам стоит определиться, что является для нас важным и кем мы хотим стать… Иными словами, перед нами встает вопрос ценностей.

Нам бы ни в коем случае не хотелось заниматься менторством и давать готовые ответы на вопросы, на которые предстоит ответить всему беларусскому обществу — это было столь же бессмысленно, сколь и самонадеянно, однако считаем необходимым очертить саму важность и необходимость декларирования ценностей, а также предостеречь от ошибок, которые, в перспективе, могут обойтись очень дорого.

Зачем нам ценности? Ведь если оглянуться вокруг, то практически повсеместно мы увидим странную картину, когда государства произносят громкие слова о защите тех или иных ценностей, тогда как на практике защищают интересы — изредка национальные, но куда чаще интересы отдельных групп либо внутри самого государства, либо даже внешних, по отношению к государству (иностранных или международных). Может, и беларусам стоит поступать так же? Казалось бы, чего проще — интересы ведь вот они, осязаемы, приносят конкретные дивиденды, довольно просто формулируются… Все это так, но если посмотреть чуть глубже и расширить угол зрения окажется, что именно отказ от ценностей в пользу интересов (причем часто с попыткой замаскировать интересы под ценности, как это происходит с тем, что часто называется «повесточкой» — модными трендами по защите того или сего без какого-либо глубокого научного анализа проблематики) — формирует корень того зла, которое просто подрывает основы цивилизации, приводя к отказу от рациональных долговременных решений в пользу сиюминутных и рефлективных, которые часто лишь усугубляют проблему (зато кто-то на этом прилично зарабатывает или набирает политические очки). Мы не можем отрицать, что защита интересов является крайне мощным механизмом, борьба с которым потребует просто титанических политических, пропагандистских и интеллектуальных усилий, однако, на наш взгляд, эта борьба совершенно необходима, поскольку в современном мире, где практически не осталось тех, кто защищал бы ценности, которые при этом не были бы людоедскими, а сама практика защиты интересов вместо ценностей неизбежно превращает Ланселотов в Драконов. На наш взгляд, для государства, которое, по сути, создается с нуля, крайне важно и безусловно полезно стать моральным политическим ориентиром, что может дать и чисто практические преимущества в океане всеобщей моральной относительности.

Анализируя уроки истории, не так уж сложно прийти к выводу, что довольно часто формулирование самых позитивных ценностных ориентиров часто приводило к весьма печальным последствиям. Отчасти это вызвано описанными выше механизмами подмены ценностей интересами, но зачастую имели место и искажения достаточно объективного характера. Проблема в том, что когда мы формулируем ценности, оказывается, что либо эти ценности допускают разнообразное толкование (имеют слишком общую формулировку), либо просто категорически не соответствуют ценностным установкам значительной части общества, которая, соответственно, противодействует политике, проводимой на базе декларируемых ценностей и превращается в «контру».

Логичное лекарство от вышеуказанных проблем: ценности должны быть достаточно строго сформулированы, их количество не должно превышать необходимый минимум (бритва Оккама) , а сами декларируемые ценности должны иметь максимально общечеловеческий характер (то есть не быть ценностями конкретных культур, эпох или этносов). В качестве примера (ни в коем случае не императивного) позволим себе привести подобный список:

Свобода, понимаемая как предельная возможность выбора и распоряжения собой и своим имуществом, ограниченная лишь аналогичной свободой других людей, а также решениями суда, соблюдающего ценности права. Ценность свободы подразумевает также безраздельное право человека по своей воле подвергать себя опасности причинять вред себе и своему имуществу в той мере, в какой это право не нарушает свободу других людей.
Справедливость, понимаемая как равное соблюдение интересов с неукоснительным соблюдением ценности свободы.
Эмпатия, понимаемая как императив восприятия любого иного человека равным себе по ценности его потребностей, устремлений и мнений. В сочетании с ценностями Свободы и Справедливости эта ценность не может реализовываться иначе, как взаимно, то есть потребности, устремления и мнения воспринимаются как равные только если их носитель или выразитель признает и соблюдает равенство потребностей, устремлений и мнений других.
Рациональность, понимаемая как стремление обеспечить максимальную эффективность взаимодействия и защиту первых двух ценностей в сложных и противоречивых ситуациях. Это означает, что даже равенство противоположных или взаимоисключающих мнений не является препятствием для выбора только одного из них, причем сам таковой выбор не нарушает ценности эмпатии, поскольку при равенстве мнений сам по себе выбор не может быть утверждением истинности (превосходства) и может быть ошибочным (то есть мнение, которое изначально оказалось отвергнуто, может стать императивом для противоположного решения при исправлении ошибки).

Демократия или?..

Мы не зря не упомянули демократию, в качестве ценности, поскольку государственное устройство является механизмом защиты ценностей, но не ценностью само по себе и значимость той или иной системы определяется лишь одним — обеспечивает она защиту декларируемых ценностей или нет. Многие практики демократических систем в современном мире часто и справедливо критикуются, при этом зачастую критики вообще отвергают идею демократии как дискредитировавшую себя. Среди предлагаемых альтернатив наиболее часто встречаются модели анархических сообществ, однако они имеют следующие неустранимые недостатки:

Этих моделей много. Несколько утрируя (но не слишком сильно) можно сказать, что существует столько анархических моделей общественного устройства, сколько и самих анархистов. При всей кажущейся привлекательности некоторых из предлагаемых моделей (если опустить нижеприведенные недостатки любой анархии) — их реализация натолкнётся на противодействие сторонников «иной анархии», конструктивный диалог с которыми будет попросту невозможен с точки зрения анархической модели, где «каждый сам себе власть» и где никакое принуждение не признается как допустимый метод проведения собственной политики. То есть, принимая анархию за модель, мы получим практически неуправляемый хаос из множества маленьких анархий (многие из которых через некоторое время обязательно превратятся в монархии, но об этом ниже), крайне неустойчивый против внешних кризисов. Этот фактор оказывается крайне важным именно в контексте реальных внешнеполитических условий Беларуси, где угроза с Востока наверняка станет крайне острой проблемой с первых дней существования государства.
Анархическое сообщество практически исключает единство страны, что критически важно для скорости развития. Если каждый волен делать на своей земле что угодно, то это крайне затрудняет внедрение единых стандартов, создание нормального климата для инвестиций, стабильное функционирование инфраструктуры.
Анархия внутренне крайне неустойчива по своей природе, поскольку отрицает надличностный авторитет. Постулируя договор и ненасильственное согласование интересов как основу функционирования общества, многие анархические теории предполагают некоторые механизмы для ограничения возможностей насильственного решения противоречий, но ни один из этих механизмов не получил практической апробации на сколько-нибудь серьезном временном отрезке и потому не может быть признан надежным и эффективным. Теоретические рассуждения склоняют нас, скорее, к тому, что неэффективность таких сдержек приведет любое анархическое общество к реализации «права сильного» и олигархии, если не к прямой локальной (и, в перспективе, общенациональной) диктатуре.

Несмотря на вышеперечисленные недостатки, следует признать, что в анархических теориях содержится рациональное зерно, в части признания важности частной собственности перед лицом государства, обеспечения личных свобод, значимости частного договора — и эти элементы должны получить реализацию в правовой системе новой Беларуси.

Как мы уже упоминали, демократия нередко критикуется, и вполне обоснованно, поскольку многочисленные реализации (если не их большинство) демократии трансформируются в режимы, где сам дух и идея становятся профанацией. И речь не только о тех, которые любят именовать себя «народными» и «демократическими», превращая при этом выбор граждан в пустую декорацию, но и о вполне респектабельных странах, где выбор хоть и реализуется, но исключена (или крайне ограничена) возможность влияния на политическое поле и широту выбора. В результате гражданин оказывается в положении покупателя советского гастронома, где ему на выбор предлагается набор костей вместо мяса, а при попытке возмущения продавцы разводят руками и произносят максиму советской торговли: «ну не хотите — не берите». Формально выбор при этом существует, и даже (возможно) честно реализуется…

Демократия, но какая?..

Основная претензия, которая сегодня предъявляется демократии, уже была вкратце очерчена выше: органы, призванные представлять волю народа, на самом деле не представляют никого, кроме самих себя. В подавляющем большинстве правовых систем «демократических» стран механизмы привлечения к ответственности своих якобы представителей и истребования отчетности у них же относительно реализации предвыборных обещаний и программ либо не предусмотрены вовсе, либо крайне затруднены. В результате парламентарии занимаются всякими игрищами в коалиции, подковерными сговорами и фракционной возней, а исполнительная власть просто делает вид, что ничего не обещала («время не пришло», «мешают враги» и море других отмазок)… Что касается судебной власти — она и вовсе стремится быть «вещью в себе» и не отчитываться ни перед кем. Когда судебная власть неподотчетна другим ветвям власти — это безусловно положительный момент, но отсутствие ответственности перед гражданами за нарушение права (выражающегося как в нарушении закона, так и в злоупотреблении законом в ущерб праву) — ведет к судебному произволу и формированию привилегированной касты (потенциального источника коррупции). И что же с этим можно сделать?

Ну, прежде всего, никогда нельзя забывать, что источником государственной власти в демократическом государстве являются его граждане и никто более. Для всех, желающих порулить, выдавая свою волю за волю граждан, правовая система должна предусматривать широчайшие возможности прямой демократии и обратной связи. Когда мы говорим о прямой демократии, следует подчеркнуть, что хотя такой способ принятия решений является наиболее демократичным, в современных условиях, когда государство являет собой не древнегреческий полис, а сложнейшую многоаспектную систему (с подсистемами экономики, обороны, права, образования, здравоохранения…) количество решений, подлежащих принятию, выходит за пределы возможностей обычного человека, да и сам обычный человек не может обладать знаниями и компетенциями во всех сферах деятельности государства. В результате методом прямой демократии (помимо выборов в различны органы государственной власти) могут приниматься лишь самые общие и важные политические и экономические решения, причем такому волеизъявлению должно предшествовать публичное обсуждение с публикацией специалистами ВСЕХ возможных точек зрения и вариантов решения в других странах по вопросу, выносимому на общегосударственный или локальный референдум. Что же до механизмов обратной связи (отзыв с выборных должностей, независимая пресса, гражданское общество) — их эффективность должна поддерживаться неукоснительно, поскольку это едва ли не главное средство защиты демократического строя, предотвращения коррупции и произвола.

В этой связи стоит заметить, что любые попытки раздувания значимости структурной организации демократии: республика парламентская (с одной или двумя палатами), или же президентская — это довольно четкий маркер стремления навести тень на плетень и заболтать действительно важные вопросы. Потому что на самом деле демократичность определяется не числом палат и не полномочиями президента, а их ответственностью перед гражданами. Важно помнить, что источник власти –— народ, а президент и его вертикаль — не народ, равно как и парламент — это тоже не народ, и судьи, сколь бы многоопытными и заслуженными они ни были — тоже не народ, но все они лица, лишь выполняющие функцию по реализации власти народом и потому обязательно народу подотчетные. Вы можете вообще избавиться от парламента и писать законы сами (если придумаете механизм согласования, как их придумали исландцы в свое время), наделить президента царскими полномочиями… но чего вы НИКОГДА не должны допускать — уничтожения и выхолащивания механизмов контроля за таким царем и его придворными, бюрократами на местах, за судьями и их решениями, а также механизмов его (их) снятия с постов и замены до последнего человека. Перестанут работать эти механизмы — забудьте про демократию. Весь этот абзац — это такой ответ всем, считающим, что новая Беларусь должна начаться с возвращения к Конституции 1994 года. Нет, друзья мои — сперва почитайте ее, проанализируйте, благодаря чему мы получили Лукашенко, а потом согласитесь, что прежних ошибок повторять не стоит и напишите новую Конституцию…

Гражданство и подданство

Когда мы говорим о демократии, о власти народа, то обычно тех, кто составляет ту ее часть, которая призвана реализовывать эту власть (непосредственно или через представителей) называют гражданами. Термин этот на протяжении истории хотя и не менял свое значение, имел достаточно различные трактовки, исключавшие различные категории населения: в число граждан не входили рабы, женщины, иностранцы, а также жители, не обладавшие достаточной собственностью. В эпоху Средневековья и при феодальном государственном устройстве (нередко встречающемся и поныне) понятие гражданства потеряло свой смысл: жители страны (часто даже вне зависимости от своего материального и/или сословного положения) не обладали полномочиями по решению вопросов, важных для государства и общества — они были подданными. И сегодня во многих государствах, именующих себя республиками и демократиями граждан на самом деле нет — есть подданные, которые исполняют карго-культ с ритуалами «волеизъявления». Почему же так происходит? Современный мир значительно усложнился в сравнении с исходными демократиями Античности. Даже уже в Древнем Риме, с ростом размеров государства и по мере вхождения в республику новых народов и культур, обычный гражданин потерял возможность делать рациональный выбор и волеизъявление все чаще становилось предметом манипуляций и интриг. Задача манипуляторов и интриганов была тем легче, коль скоро римское право в определенный момент стало делить граждан республики на сорта. В итоге, республика выродилась в империю, где понятие гражданства хоть и сохранилось как термин, но фактически стало карикатурой на истинный институт волеизъявления свободных людей — обычные люди, даже свободные, перестали решать что бы то ни было. Побочным (и на наш взгляд, отчасти, положительным) моментом этого процесса стало практическое размывание самого понятия гражданства — гражданами становились по факту рождения или проживания в империи, вне зависимости от этнического происхождения. Так вот, возвращаясь к проблеме утраты гражданства в современном мире, можно констатировать, что мы и сегодня наблюдаем сходные процессы. Многие люди, формально являющиеся гражданами, крайне слабо представляют, что происходит в политической жизни государства, как по причине выбора более комфортной позиции «мы вне политики», так и вследствие недостаточного образовательного уровня, подвержены манипуляциям и теряются в море информационного шума. В итоге от их имени у руля государств становятся мерзавцы и проходимцы, думающие о государстве в последнюю очередь (либо отождествляющие себя с государством), и демократия погибает под одобрительные аплодисменты толпы (уже не граждан, но подданных).

Эта историческая ловушка срабатывала с человечеством не раз и не два. Но как перестать наступать на одни и те же грабли? Прежде всего, на наш взгляд стоит пересмотреть подходы к понятию гражданства, поскольку реалии глобализации оказываются слишком далеки от условий, при которых данный термин возник, а также определить кто же у нас не-граждане.

Для этого прежде всего предлагаю определиться с ценностными рамками, определяющими наш подход. Вряд ли найдется много людей, которые будут отвергать значимость прав человека в процессе совершенствования современного мира. Однако при том, что все признают важность этих прав, реальность такова, что почти никто (на практике) не желает признавать их универсальность. В итоге мы получаем различные изводы и трактовки прав человека (сравните, например, Всеобщую декларацию прав человека ООН и Хартию фундаментальных прав ЕС). Невозможно обойти и проблему декларативного и слишком общего изложения этих прав (хотя это вопрос для отдельного исследования), что выливается зачастую в их профанацию при практической реализации. Каждая страна (даже если она искренне позиционирует себя как демократия) придумывает свои «суверенные права человека», что уже по определению является абсурдом. С нашей точки зрения (если закрыть глаза на размытые и слишком общие формулировки), наиболее всеобъемлющим и проработанным документом является Всеобщая декларация прав человека ООН, а потому именно ее мы предлагаем взять за ценностный базис. Но как права человека связаны с определением гражданства? Самым непосредственным образом: во-первых, их формулирование позволяет отделить гражданские права от общечеловеческих, а во-вторых, если человек лишен общечеловеческих прав — любые его права могут оказаться под угрозой. В качестве печального примера могу привести правовую ситуацию в ЕС, где (в отличие от Всеобщей декларации прав человека) Хартия фундаментальных прав декларирует право на свободу выбора места жительства и свободу перемещения не как право человека, но как привилегию гражданина. Причем она эксплицитно утверждает возможность ограничения или даже лишения этого права по усмотрению национального государства. На уровне национального законодательства все оказывается еще хуже (сказывается отсутствие прямого действия законодательства ЕС в рамках национальных юрисдикций). И это «прогрессивный» ЕС, что же говорить о многих иных странах, где даже видимость соблюдения каких-либо прав не пытаются создавать?

Что же это означает для Беларуси? На наш взгляд, новому беларусскому государству следует скопировать Всеобщую декларацию прав человека в преамбулу Конституции, постаравшись конкретизировать слишком общие ее формулировки (и еще более постаравшись не превратить эти формулировки с профанацию, необязательную для исполнения) и именно на основании этих принципов, вкупе с вышеприведенными ценностями, определить, а кто же такой беларусский гражданин. Как мы уже писали выше, наше видение этого вопроса коренным образом отличается от мирового мэйнстрима. По нашему мнению, главным критерием, который должен определять наличие гражданских прав (в отличие от общечеловеческих, которые должны быть гарантированы всем жителям государства), должно стать признание (обязательно в комплексе со знанием и пониманием) именно этого базиса: прав человека и ценностей нации. То есть гражданство не должно приобретаться по рождению (в конечном итоге, ребенок до определенного возраста нигде не обладает полнотой гражданских прав, ввиду ограниченной правоспособности[1]) и должно находиться под условием декларации признания, и, что еще важнее, под условием подтверждения знания и понимания базовых ценностей государства, а также основ его права (Конституции). Все прочие цензы, применяемые к «негражданам» на протяжении истории представляются лишенными логики: ну в самом деле, почему человек для подачи заявления о наделении его всей полнотой гражданских прав должен прожить в стране «N» лет (а не «X»)? Разве простой факт проживания (и даже уплаты налогов) гарантирует, что человек станет частью нации, а не палкой в колесе? Желающие поспорить могут посмотреть на опыт арабских гетто во Франции, где жители являются французами уже не в одном поколении, но где от ценностей (а нередко и от законов) государства остается пшик. Языковой ценз, реализуемый в некоторых странах (не будем показывать пальцем на Прибалтику), выдается за подтверждение признания ценностей. Опять же смотрим на Францию — в гетто под Парижем говорят, как правило, на французском и даже сдают какие-то тесты в школе, но на лояльность к ценностям государства это никак не влияет. Еще хуже обстоят дела с имущественными цензами: хотя бы по причине их произвольности. В самом деле, почему гражданином может стать, например именно владелец земли (а вдруг там сотка земли с туалетом, работающим по принципу свободного падения?), а не, скажем, безземельный автовладелец? Или почему бы не давать гражданские права исключительно владельцам велосипедов, как самым сознательным поборникам экологии, а у автовладельцев забирать? То есть такой выбор лишен объективного и рационального обоснования. Кроме того, стоит признать, что богатство, увы, не гарантирует высоких моральных качеств и высокого интеллекта (привет господам Трампу и Маску).

Всеобщая декларация прав человека декларирует право человека на гражданство. С сожалением можно констатировать, что в реальной ситуации современного мира мы имеем не право, а завуалированную обязанность (право, отказ от реализации которого обусловлен угрозой потери многих прочих прав). При этом право выбора гражданства в реальной жизни также нарушается абсолютно повсеместно (попробуйте получить по своему хотению гражданство — даже страны, куда стремится не такое уж большое число людей, умножают препятствия на этом пути, доводя процедуру получения гражданства до полного абсурда — а уж о странах «золотого миллиарда» и говорить нечего). Поборники суверенитета спросят: «А как же вы хотели?! Вы что, хотите, чтобы мигранты/нелегалы стали гражданами?!» И наш ответ — да, хотим… Потому что, во-первых, легальные мигранты лучше нелегальных, во-вторых, поощрение миграции выбивает социальную и экономическую почву из-под ног всяких людоедов и обогащает принимающую культуру, и в-третьих, если мы отказываем кому-либо в праве на основании бумажки, которую человек вынужден был получить по факту рождения — мы возрождаем черепометрию, которая принимает форму паспортометрии, и нарушаем декларируемую нами ценность права человека в угоду интересам (в данном случае весьма спорным интересам защиты экономики и культуры). При этом, как мы уже обозначили выше — это право получения гражданства не должно быть обусловлено формальными критериями длительности проживания или наличия собственности (что, кстати, исключит порочную практику покупки паспортов). Желающий стать гражданином должен сдать гражданский экзамен (вероятно, включающий в себя и языковой, для облегчения интеграции граждан-мигрантов). Все. Это должно быть единственным способом получения гражданства для всех, как рожденных в стране, так и вне ее.

Хотелось бы также рассмотреть еще один аспект права выбора гражданства. Мы уже писали о том, что это право стало де-факто обязанностью и эта практика, на наш взгляд, является абсолютно порочной. Порочной она является, прежде всего, потому, что заставляет получать статус гражданина тех, кому гражданство (получение по сути единственного настоящего гражданского права — права волеизъявления для реализации государственной власти — непосредственно или через представителей) не особенно-то и нужно. Ни в коем случае не давая оценок людям, приходится констатировать, что едва ли не большинство составляют те, кто «вне политики», чаркошкварочники, пассивные молчуны… Формально это «граждане», а по сути? Даже тем же мигрантам это самое гражданское право, по сути, не требуется (автор имеет право так говорить, поскольку сам мигрант с многолетним стажем). Получают они этот статус лишь по одной причине — его отсутствие чаще всего влечет за собой поражение в правах, как внутри страны, так и за рубежом (причем речь не о гражданском праве определять судьбы страны, а об общечеловеческих правах — имущественных, праве на образование, труд, медобеспечение, свободное перемещение и выбор места жительства…) Собственно это уже формулирует ту задачу, которую необходимо решать — государство обязано обеспечить права в равной мере как гражданам, так и не-гражданам, задекларировав единственное гражданское право — право на волеизъявление и занятие выборных государственных должностей.

Налоги

Когда мы говорим о гражданах и не-гражданах, зачастую в эту дискуссию вплетается один весьма существенный вопрос: а кто оплачивает государственные расходы, обеспечивающие жителям страны те или иные права? Эту риторику широко используют лукашисты с 2015 года, записывая весьма существенную долю тех, кого они называют гражданами, в категорию «тунеядцев». Примерно так же, хоть и по иным причинам, поступают и в Европе, где тоже существуют свои «тунеядцы» — мигранты.

Как и беларусские «тунеядцы», мигранты не платят налогов (вернее, не платят подоходный налог и всякие государственные хотелки, связанные с собственностью [об этом чуть ниже отдельно]). Обычно правые популисты раздувают (и довольно успешно) тему сидения мигрантов на вэлфере. Правда, при этом забывают уточнить причины явления, а также гонят откровенную ложь про то, что на вэлфере сидят все мигранты поголовно. Если брать систему соцобеспечения в Западной Европе — ее основными бенефициарами являются как раз-таки граждане страны (да, в парижских гетто живут граждане!), а вовсе не мигранты. Нелегалы не получают ничего в принципе, ибо не учтены в системе соцобеспечения, легальных же мигрантов государство всеми правдами и неправдами спихивает на кого угодно или просто умывает руки, лишь бы ничего не платить, используя слабую информированность мигрантов, их слабую интегрированность и слабое знание языка и законодательства. Из личного опыта могу утверждать абсолютно уверенно: Бельгия, например, выкидывает за борт всех одиноких мужчин-мигрантов. Законодательство построено так, что европейская норма, обязывающая обеспечить всем мигрантам приемлемый минимум работает только для тех, кого пускают в лагерь беженцев, то есть для детей, женщин и семей с детьми — в результате в парках и на улицах полно мужиков, живущих прямо там и непонятно на что. Криминогенность такой ситуации, думаю, объяснять не надо. Как не надо и объяснять, как эти мужчины будут «любить и уважать приютившее их доброе государство», если им посчастливится на замерзнуть насмерть на улице. Специально для особо умных, советующих найти работу, скажу, что законодательство прямо запрещает легальному мигранту работать по крайней мере первые 4 месяца пребывания в стране (с нелегалами и так все понятно). Чем питаться на протяжении этих 4 месяцев — законодательство скромно умалчивает. В результате многие мигранты становятся буквально рабами — работают нелегально за еду (или уходят в криминал, на приличные заработки, но и с соответствующими рисками) — это не шутки — именно так происходит в «просвещенной Европе».

К чему мы приводим все эти примеры? Прежде всего, дабы предостеречь от весьма распространенной манипуляции: «а вот у них в Европе». И в Европе не все так замечательно и радужно и копировать какие-либо законодательные нормы и/или практики следует предельно осмотрительно, анализируя реальность, а не опираясь на мифы. Второй целью является призыв к размышлению: а почему, собственно, появляются «тунеядцы»? И как сделать так, чтобы подобная терминология потеряла смысл? На наш взгляд, причина социального иждивенчества кроется в той самой порочной системе гражданства/подданства, а также системе перераспределения, реализуемого через налогообложение и социальную политику. В результате, жители страны распределяются на сорта и касты, на «доноров» и «реципиентов» государственного бюджета. Обычно, когда говорят о налогах, их обсуждают исключительно как экономический инструмент, что давно и далеко не так. Это практически никогда не озвучивается, но налоги — это главный инструмент социального строительства — формирования определенной структуры общества (или ее сохранения). Все знают, что Беларуси сегодня главные получатели социальных благ — это «красауцы», а силовые структуры имеют преференции, в том числе налоговые — и это сознательная политика. Но не только у нас налоги делают некоторых равнее прочих: например, несмотря на декларирование цели тотальной победы «зеленой» энергетики, Бельгия не допускает открытости своего энергетического рынка для желающих обеспечить свою собственную энергетическую независимость. Если мощность ваших собственных ВИЭ превышает ваши потребности потребления — государство заставит вас платить (!) за ваши собственные инвестиции и не позволит поставлять излишки энергии в сеть. Это в чистом виде защита энергетической монополии и мера, исключающая полную энергетическую независимость домохозяйств. При этом государственные финансы могут воздействовать на социум и не столь непосредственно: например, все страны Западной Европы предпочитают перераспределять доходы, собранные в виде налогов, вместо того чтобы допускать всех жителей страны на рынок труда, бороться с прекариатом и зарплатами на уровне прожиточного минимума. В результате люди, сидящие на пособии, не заинтересованы в отказе от него, потому как работая они получат столько же (а иногда и меньше). Абсурд, скажете вы? Да, скажем мы, но реально менять систему никто не стремится (хотя политической возни и разговоров насчет этой темы масса — я наблюдаю ее в западном обществе еще с конца девяностых годов XX века). Почему? А это всех устраивает. Риторика «доброго государства», так знакомая беларусам, удобна всем политическим силам. Живущие за счет бюджета — это идеальные подданные, но такие себе граждане, что показал опыт еще Древнего Рима. Примеров можно привести куда больше, и все они свидетельствуют о том, что государство путем налогообложения создает или фиксирует проблемы, даже декларируя борьбу с ними. Причины этого явления мы уже указали выше — интересы (личные, корпоративные) вместо ценностей. Как же можно преодолеть подобные практики?

Первейшим средством борьбы с описанной проблемой должно стать четкое формулирование роли налогов, как инструмента исключительно экономического и, в соответствии с этим принципом, категорическое неприятие практик и норм, способствующих их использование как социально-политического инструмента. Исходя из того, что не существует никаких «государственных средств» и все средства принадлежат налогоплательщикам, а государство лишь распоряжается ими, а также того что налоги — это плата налогоплательщиков за получение государственных услуг и пользование инфраструктурой, мы придерживаемся убеждения, что Конституция страны должна обязательно содержать положение о едином налоге с установленной предельной ставкой и о недопустимости иных налогов и сборов, за исключением двух специфических регулятивных налогов, которые упомянем ниже, и временных налогов в экстремальных ситуациях, таких как войны и ЧС, а также положение об обязательной отчетности государства за расходование налоговых средств и недопустимости сокрытия статей государственного бюджета. Непредоставление отчетности и сокрытие статей должны квалифицироваться как уголовные преступления, поскольку по сути являются попыткой кражи средств налогоплательщиков. Данная норма должна быть неизменяемой, дабы попытки приватизировать государство потеряли смысл ввиду недоступности опции бездонного государственного кармана. Государство должно функционировать на минимально возможных отчислениях налогоплательщиков, а любой дефицит средств должен покрываться частной инициативой в виде инвестиционных вложений, а не налоговых изъятий. При этом определение предельной ставки единого налога должно быть предметом детальнейших расчетов и аргументированных дискуссий. Возможно, конкретную цифру можно будет с приемлемой точностью откорректировать лишь после первого года реализации нового государственного устройства, когда станет понятна стоимость работы государственной машины. При этом критически важно будет исключить воровство и разбазаривание средств, поэтому абсолютная прозрачность государственных финансов — обязательное условие Новую Беларусь придется строить и строить весьма быстро, потому авторам новой Конституции необходимо будет сделать все, чтобы налоговая нагрузка способствовала инвестициям, а социальные программы получили рациональное обоснование структуры своих расходов. Так, например, 2/3 пенсионных выплат в современной Беларуси — это пенсии силовикам — здоровым лбам, ставшими пенсионерами в 45 лет, что совершенно ненормально.

Ни для кого не секрет, что налоговое законодательство в нынешней Беларуси является средством политического давления, замаскированного под борьбу с экономическими преступлениями. Мы находимся в ситуации, когда даже заплатив налоги, предприниматель (иногда и как физическое лицо) оказывается вдруг должен что-то еще. Автор не является специалистом по нынешнему налоговому законодательству и не может судить о формальной обоснованности подобных претензий, однако даже неспециалисту очевидно, что если государство не выдвинуло никаких налоговых претензий в момент, когда оно приняло платежи по начисленным налогам, все последующие требования выглядят крайне странно и напоминают ту самую историю про древлян и князя Игоря (в реальности древляне дань ему заплатили, но тот вернулся и заявил, что ему мало и он хочет еще — за что и был бит, на наш взгляд, совершенно справедливо). Дабы исключить любые попытки разнообразных трактовок исчисления налоговых обязательств (что и дает почву для манипуляций), обеспечить максимальную собираемость при минимальной стоимости администрирования, исключить двойное обложение средств экономических агентов (подоходным налогом на этапе их получения и НДС при их расходовании), обеспечить всеобщность налогового бремени и невозможность избегания налогообложения при проживании или ведении деятельности в стране (исключение всяких схемотозов с резидентством, дроблением и перемещением бизнесов), мы предлагаем свести всю налоговую систему к единственному налогу на потребление, базой для которого являются израсходованные средства, а не полученные. Этот налог должен взиматься аналогично НДС — с продавца, который выступает налоговым агентом плательщика (покупателя) при совершении любой сделки (при внешнеэкономической деятельности плательщиком, естественно, будет сам импортер, без агента).

Что касается таможенных тарифов, мы выступаем за их полную отмену по двум причинам: коррупционные риски и несовместимость протекционизма с необходимостью обеспечения справедливой конкуренции. Кроме того, мы выступаем категорически против акцизов (как излишнего умножения номенклатуры обязательств) и налогов на собственность, кроме, налогообложения объектов коммерческой недвижимости, на которых не ведется деятельность (например, пустующие сельхозугодья или незастроенные участки, предназначенные под застройку, пустующее более месяца арендное жилье и коммерческие площади), а также четвертого и последующих объектов недвижимости в собственности физических лиц с правом выбора необлагаемых объектов самим налогоплательщиком. Эти меры необходимы не для наполнения бюджетов, а лишь как стимул для оживления рынка недвижимости и ограничения спекулятивных приобретений. В целом же мы полагаем неприемлемыми налоги на собственность ввиду отсутствия логических оснований обложения чего бы то ни было, что уже было объектом налогообложения в момент приобретения, а также их потенциальная способность таких налогов превращаться в инструмент давления и манипуляций, превращающий собственность из источника свободы в источник головной боли и долгов.

Заключение

В данном тексте мы ограничились лишь самыми базовыми аспектами нашего видения нового беларусского государства. Мы, безусловно, могли бы создать значительно менее обширный текст, однако в этом случае нам пришлось бы обойтись декларациями без разъяснений и иллюстраций, что гарантированно привело бы либо к неверному пониманию, либо к полному непониманию идеи, которую мы намеревалась выразить. Сложные вещи невозможно описывать кратко. При этом, мы надеемся, что данный текст послужит пищей для размышления и источником полезных идей, а, возможно, и практическим руководством. В этом случае наше (и ваше) время будет потрачено не напрасно.

[1] Спекуляции о том, что дети обладают правоспособностью, но лишены дееспособности – это именно спекуляции, поскольку дееспособность – это внутренне обусловленное свойство конкретного лица, которое требует объективного установления и потому неприменимо к неопределенной группе лиц. Общество пытается оперировать сферическим ребенком в вакууме, что абсурдно. При этом правоспособность – это внешне обусловленная возможность реализации права (не то, что лицо может взять, а то, что ему дают) и в этом смысле дети нигде не имеют права избирать и быть избранными, то есть общество отказывает им в таком праве, не проверяя их дееспособность, а лишая правоспособности. При этом мы не оспариваем априорной неспособности, скажем, пятилетних детей принимать рациональные решения по многим вопросам общественной жизни, мы лишь указываем на факт, что такая возможность объективно есть у многих пятнадцатилетних (не у всех, но и не у всех пятидесятилетних в той же мере) – а общество отказывает им в праве на основании формального критерия возраста – то есть именно ограничивая правоспособность при их полной дееспособности.

Автор: Федор Парфененко